10 сентября 1923 года по местному летоисчислению

Погружённые в предрассветный полумрак комнаты хранили вязкое безмолвие. Здесь беспрепятственно разгуливал только холодный ночной ветер, что проникал через распахнутое окно на первом этаже в маленькую гостиную. Комната эта выглядела куда более обжитой, чем остальные помещения дома. С книжных стеллажей, плотно заставленных объёмными томами с разнообразной медицинской символикой на корешках, была заботливо стёрта пыль, на невысоком столике перед работающим телевизором стояла початая бутылка виски, а на полу, у изголовья мягкого дивана, устроилась раскрытая сумка, на которой мягко светилась в сумраке приближающегося утра эмблема служителя Гиппократа.
Сам же служитель, поджав колени к животу и свернувшись в клубок, крепко спал. Он самозабвенно предавался этому прекрасному занятию всего несколько часов, его донимал холод, но просыпаться окончательно, чтобы хотя бы прикрыть окно, доктор уже был не в силах. С улицы доносился неясный гул и скрежет, с экрана телевизора что-то патетично вещал диктор новостей, однако молодой мужчина никак не реагировал на шум.
Дремавший у него в ногах белоснежный кот вдруг повёл ушами, недовольно мотнул пушистым хвостом, открыл золотистые глаза и, с удовольствием потянувшись, запрыгнул хозяину на бок. Тот машинально, не просыпаясь, потрепал любимца по голове и попытался перевернуться на другой бок. Не тут-то было — кот возмущённо вцепился ему в плечо и протяжно мяукнул.
— Ладно, ладно... — Артур ценой неимоверных усилий приоткрыл один глаз; кот, поторапливая, ткнул его мягкой лапой в ухо. — Отстань... уже встаю...
Он медленно сел и покосился на будильник — без девяти шесть. Значит, поспать удалось чуть менее пяти часов, ведь из больницы со срочной операции он вернулся глубоко заполночь и ещё с полчаса боролся с бессонницей — вечной спутницей клиницистов. От души костеря про себя неугомонного любимца, кое-как поднялся на ноги, зябко кутаясь в плед и уцепившись за спинку дивана, помотал головой в попытке развеять сонливость.
Небольшой и по-своему уютный домик был, не считая целителя и кота, пуст, как и сердце его хозяина. Этим летом молодому врачу сравнялось тридцать. Он не был впечатляюще хорош собой, не пользовался популярностью у женщин, да и напряжённая, но искренне любимая работа занимала почти всё его время. Как и мысли, постоянно крутившиеся вокруг избранной специальности.
— Ты не мог разбудить меня на часок позже? — процедил Артур коту, пройдя к окну и захлопнув, наконец, раму.
Утробно урча, Седой вился у ног, явственно намекая, что можно бы и завтракать начать, раз уж хозяин изволил проснуться. Накормив несносного кота и готовя себе кофе, Артур рассеянно слушал бормотание телевизора. Политикой он никогда не увлекался, искренне полагая, что каждый должен быть на своём месте, но слишком уж тревожные слухи витали в последнее время над прежде безмятежным пригородом Боргилда.
Война, которую они сами и развязали, длилась уже пять лет. Их соседи по западным границам занимали территории, в полтора раза превышавшие владения Веймара и скрывавшие огромные запасы природных ресурсов. Торговые переговоры зашли в тупик, и веймарцы рискнули забрать необходимое силой. Правящая верхушка Альтерии, будучи, как и все граждане этой страны, чрезвычайно доброжелательными людьми, долгое время пыталась решить вопрос дипломатическими методами, но суровый Веймар, чей уклад жизни основывался на военной иерархии, на уступки не пошёл. Подобные вооружённые конфликты веймарцы разворачивали часто, раз в столетие обязательно, но воевали всегда чисто и почти благородно. Насколько вообще может быть благородна война. В этот раз они надеялись одержать победу над Альтерией максимум за год, но равнинники неожиданно проявили твёрдость характера, веймарские войска прочно увязли на западном фронте и особых успехов не добились.
Артур, как и почти все его коллеги, успел отслужить в полевом госпитале целый год, откуда его списали после тяжёлого ранения и уволили без права продолжения карьеры военврача. За эти двенадцать месяцев безукоризненной службы он обрёл три награды, и пропитанная фронтовой пылью форма уже четыре года бережно хранилась дома, будучи неизменным напоминанием о славных военных днях. Любой веймарец почитал службу в армии своим святым долгом и исполнял её самозабвенно, прилагая все мыслимые силы.
Перелом в ходе войны произошёл одиннадцать месяцев тому назад. Наука в Веймаре, наряду с медициной, всегда получала много ресурсов и внимания и во многом была ориентирована на нужды армии. Теоретические исследования практически не существовали, поскольку государство не видело смысла в их финансировании; они всегда были чрезвычайно громоздки, затратны и редко приносили пользу. Но одна изначально теоретическая разработка всё же получила возможность развития и нашла идеальное своё применение.
Первый прототип искусственного интеллекта оказался простым и грубым, слабо отвечал запросам военных, но спустя три года исследований Максимилиан и его адмиралы усмотрели сокрытый в нём потенциал. Ещё через год прототип достиг необходимых высот развития и проявил наличие индивидуального мыслительного процесса. Его личностные качества и мотивации тогда никого не интересовали - важнее было то, что он мог самостоятельно проектировать и отправлять на сборку боевых роботов. Это было залогом победы в войне, и, несмотря на предостережения учёных, Максимилиан пошёл на оправданно рискованный шаг, дав искусственному разуму зелёный свет. Единственное, чем не поделились с Альфой разработчики, оказались чертежи летательных устройств — разумная предосторожность на случай внештатной ситуации.
И судя по последним новостям, такая ситуация действительно возникла. Артуру не случалось встречаться с этими роботами, но в СМИ вопреки строгой цензуре в последний месяц постоянно просачивались тревожные сообщения. Отбросив войска Альтерии на добрую тысячу миль от границ Веймара, механическая армада не остановилась на достигнутом и, словно получив от кого-то беззвучный приказ, со всей своей холодной яростью обрушилась на вновь сформированную линию фронта. Досталось в итоге и альтерийцам, и веймарцам.
Уже месяц новостей практически не появлялось, и это тревожило Артура сильнее, чем любые разгромные поражения на поле боя. Молчание правительства означало только одно: происходит что-то настолько серьёзное, что ради спокойствия граждан и стабильности обстановки в стране события решено скрывать. Максимилиан же по-прежнему умудрялся держать бразды правления в своих руках. Несмотря на всё происходящее, веймарцы любили и уважали своего лидера, который прилагал огромные усилия, чтобы его люди были обеспечены всем необходимым. Именно поэтому Веймар теперь легко опередил другие страны в сферах науки, образования, армии и медицины.
Артур минуту ещё созерцал лицо Максимилиана, что-то увлечённо объяснявшего диктору, потом длинным глотком допил кофе и выключил телевизор. Лежавшая у дивана сумка подверглась тщательной ревизии, в неё аккуратно были уложены накрахмаленный белый халат и чистый операционный костюм. Лишь после этого, оглянувшись и проверив, не валяется ли где-нибудь выпавший фонендоскоп, ничего ли не забыл, Артур торопливо накинул куртку и вышел из дома. В лицо ударил порыв свежего ветерка, разом прогнав сон и освежив мысли. Мужчина вздохнул поглубже, с удовольствием втянул бодрящий холодный воздух и широким шагом направился к клинике.
Что бы там ни затевало правительство во главе с лидером, у Артура был свой долг. И он ревностно исполнял его, следуя Клятве.

Больница находилась всего в пяти кварталах от дома, и целитель с удовольствием совершал этот ежедневный марш-бросок. Когда доктор только купил маленький дом в пригородах, в первый год работы здесь, он всегда стремился побыстрее достигнуть своей уютной операционной, его утомляли приветствия местных, но теперь, пообвыкнув, Артур смирился и легче воспринимал и весёлые напутствия, и попытки навязать беседу. От природы не слишком разговорчивый и склонный к рефлексии, он, сколько себя помнил, сторонился людей и предпочитал шумной толпе одиночество.
— Доброго утра, док! — немедленно откликнулся на его мысли голос от ближайшего дома.
Улыбнувшись, Артур лишь коротко поклонился в ответ и продолжил путь.
Всё было до ужаса буднично: алый крест на белом здании госпиталя, позолоченный лучами восходящего солнца, заспанные дежурные в приёмном отделении и успокаивающая тишина в реанимации, нарушаемая мерным попискиванием аппаратов. Терри, их штатный анестезиолог, как обычно, дремал в ординаторской, уронив голову на раскрытую историю болезни и не выпуская из пальцев ручку. Артур не стал его будить и, сверившись с часами, отправился на обход.
— Братишка, будешь кофе? — полчаса спустя анестезиолог, виновато улыбаясь, встретил его в дверях ординаторской с двумя дымящимися кружками в руках.
Они оказались ровесниками, хотя в больницу пришли работать с разницей в четыре года, во многом походили друг на друга, имели близкие взгляды на жизнь и ухитрялись каким-то образом обходиться без лишней конфронтации. Зато внешне отличались поразительно: Терри, смуглый уроженец южного Саргона, с вечно хитрым прищуром тёмных глаз, носил по старой привычке длинные волосы, заплетённые в множество косичек, был невысок ростом, жилист и подвижен не в меру, но в целом производил впечатление спокойного и доброжелательного специалиста. И только в обществе тех, кого мог называть друзьями, он проявлял свою истинную сущность путешественника и балагура. Впрочем, такое поведение было национальной чертой саргонцев и особенно никого не удивляло.
— Спасибо, ты вовремя, — стянув с головы шапочку, Артур взъерошил коротко остриженные волосы и улыбнулся. — Как спалось?
Прежде чем ответить, Терри уселся в кресло, забросив на журнальный столик скрещенные ноги, и передал коллеге вместе с кружкой толстенькую папку.
— Благодарю, отвратительно. От этой истории болезни у меня начались кошмары. Только взгляни, что за красавчик! Нам с ним придётся сегодня повозиться.
Артур покосился на него с недоумением, делая глоток кофе. Обычно Терри не позволял себе подобных высказываний о пациентах. Некоторое время они провели в молчании; хирург самым внимательным образом изучал выписки и заключения, пытаясь понять, с чем им придётся работать, а анестезиолог откинулся на спинку дивана и блаженно прикрыл глаза.
— Но ведь с момента стабилизации чуть больше недели прошло, - наконец, заметил Артур. — Не рано…?
— Уильямс сказал, что пора, — флегматично откликнулся Терри. — Не прооперируем сегодня, потом может поздно стать. Да и… вся ответственность-то на мне в итоге.
Слово старшего врача — закон, спорить Артур не собирался. Поглубже вздохнув, вытянувшись в кресле, он немного успокоился и собрал воедино разбегавшиеся мысли.
— Я сегодня только ассистирую, отдохнуть хочу. Когда начнём?
— Начнём сразу, как только… — хлопнула входная дверь отделения; Терри оборвал себя, не закончив фразы. — Всё, время ушло, теперь не отдохнёшь.
В ординаторской немедленно стало тесно — до реанимации, наконец, добрались две медсестры и второй хирург. Вся эта весёлая компания ввалилась в комнату, о чём-то переговариваясь и на ходу надевая халаты.
— Где вас носило? — неласково встретил их Артур.
— И тебе доброе утро! — рассмеялась одна из девушек. — Надеюсь, вопрос был риторическим?
— Поторопитесь, — Артур коротко усмехнулся, поднимаясь. — Новый день мы начнём с металостеосинтеза .
По перекосившимся лицам коллег он понял, что только что успешно испортил им утро.

— Наркоз готов.
— Печально слышать, без него было бы веселее.
— У тебя очень злое чувство юмора, Беатрис.
— Довольно, начнём.
Операционная погрузилась в тишину. Коллеги заняли свои обычные места, и, обмениваясь весёлыми комментариями, столь же привычно отдавали друг другу указания. Оперирующий хирург взялся за скальпель и, склонившись над плечом пациента, сделал первое рассечение. Артур через стол потянулся придержать вскрытую кожу зажимом и ватным тампоном промокнуть локальное кровотечение.
И в тот же миг увидел, как дрогнула сжимавшая скальпель рука коллеги.
— Что за чёрт? — выдохнул он, стремительно оглянувшись вокруг.
Пару мгновений спустя Артур понял, что его так насторожило: откуда-то снаружи слышался низкий гул, постепенно набиравший силу. Здание больницы содрогнулось, глухо застонали перекрытия и стены. Бригада врачей застыла неподвижно, в ужасе прислушиваясь. В тот же миг наступившую тишину разорвал оглушительный взрыв, и операционную окутали клубы пыли и дыма.
Что-то тяжело ударило в плечо, заставив Артура машинально присесть за операционным столом, оберегая голову. Мир вокруг рушился, взметая ядовитую пыль, от которой не спасали даже хирургическая маска и очки. Видя не дальше вытянутой руки, хирург лихорадочно пытался понять, что же произошло. Окликая коллег, прислушивался со всё возрастающим страхом и не улавливал в ответ ни звука — только с шипением выходил воздух из пробитого наркозного аппарата да где-то совсем недалеко басовито рычали пулемёты.
Артура начала душить паника; сердце, колотившееся с безумной скоростью, казалось, поднялось к самому кадыку и мешало дышать. Шум, который он различал за стенами клиники, явственно свидетельствовал о том, что на город напали; кто именно — непонятно, но война пришла и сюда. Этот методичный скрежет металла, грохот обрушений, рокот стрельбы мгновенно пробудили в памяти краткие дни службы на фронте, и это чрезвычайно мешало сосредоточиться. Сквозь стук крови в висках он различил какой-то монотонный писк, и пищать так надсадно могли только реанимационные приборы. Но доктор не нашёл в себе сил сдвинуться с места, чтобы проверить, что происходит; оцепенение сковало мускулы, и даже завладевшее им смятение не смогло ослабить этого ступора.
Когда пыль начала понемногу оседать, и Артур сумел хоть что-то разглядеть через плотную завесу, разум его подвергся новому потрясению. Операционной не стало в считанные мгновенья; дальняя стена, у которой пару минут назад медсестры деловито перебирали инструменты, отсутствовала как таковая. Обломки её и куски железобетонных конструкций образовывали огромный завал, занимавший большую часть помещения, включая операционный стол. Тряхнув головой и немного собравшись с мыслями, Артур осознал, наконец, откуда слышится назойливый писк — по экрану чудом устоявшего кардиомонитора тянулась прямая линия.
— Артур… — чей-то слабый голос достиг слуха, и глаза сразу уловили движение где-то на периферии.
Терри, изрядно побледневший и уже стянувший маску, безуспешно пытался извлечь правую ногу из-под толстенного стального прута. Анестезиологу, можно считать, повезло — его не придавило рухнувшей рядом бетонной плитой, а кусок арматуры, из этой плиты торчащий, можно было попытаться отжать. Оцепенев, Артур сидел недвижно, в молчании наблюдая за его бесплодными попытками освободиться.
— Да помоги же, чёрт бы тебя побрал! — сдавленно взвыл анест.
Очнувшись и сбросив, наконец, гнёт остолбенения, Артур оттолкнул в сторону кардиомонитор и присел рядом с коллегой. Он, тщетно призывая собственный разум к спокойствию, склонился над Терри, осторожно коснулся пальцами ахилла.
— Пульс есть, — ободряюще сообщил он анестезиологу, срывая маску. — Я сейчас попробую его отогнуть…
Терри кивнул, стиснув зубы, и поджал свободную ногу, чтобы не мешать ему, поскольку помочь, находясь в таком положении, не мог. Обведя взглядом окружающее пространство, Артур в ярде от себя обнаружил в завале чью-то руку, крепко стискивающую хирургический зажим. С остервенением отбросил несколько камней и вцепился в запястье, надеясь отыскать пульс. Тщетно — ни биения, ни движения.
— Ты что застрял? — напряжённым шёпотом спросил Терри; взгляд его лихорадочно обшаривал потолок операционной, по которому уже поползли нешуточные трещины. — Братишка… выбираться надо, здесь же скоро всё обрушится.
Артур машинальным движением повёл плечами. Если обладатель руки и жив, а конечность подверглась травматической ампутации, он погибнет прежде, чем хирург разгребёт обломки. Тогда как Терри оставался в сознании, и к его спасению оставалось приложить куда меньшие усилия. Это правило военной медицины — спасать самых лёгких пациентов в первую очередь — теперь, когда дело касалось людей, с которыми бок о бок работал много лет, причиняло боль и внушало отчаяние.
— Ладно, давай… — он одним колоссальным усилием воли заставил себя отвернуться от завала, в котором остались погребены его коллеги, и обратил совершенно обескровленное лицо к анестезиологу. — Только потихоньку…
Ухватив обеими руками конец прута, Артур поднапрягся, всей спиной пытаясь выпрямить корпус и за счёт этого дать коллеге возможность выбраться.
— Пошёл… — радостно произнёс Терри и закашлялся. — Давай ещё разок.
Не ответив, хирург набрал воздуху в лёгкие и вторично, застонав от напряжения, потянул за стальную жердь. Ответом послышался отчаянный вопль анестезиолога, на пределе возможностей силившегося освободиться.
— Ещё немного!.. — выдохнул Терри едва слышно.
Прут поддался, начал гнуться, анест выругался сквозь зубы, застонал и, помогая себе здоровой ногой, вырвался из ловушки.
— Всё! Свободен… — сквозь шум в висках и грохот рушащегося здания Артур с трудом различал его голос.
Коллега медленно сел, внимательно ощупал ногу, морщась от боли; хирург рухнул обратно на колени, навалившись спиной на операционный стол, сбросил изорванный операционный халат и шапочку и, пытаясь отдышаться, прикрыл глаза. Плотный занавес век на мгновение отделил его от рушащегося мира, и Артур увидел только последние мгновения пред наступившим хаосом: кривую зелёную линию на мониторе, обложенное стерильными салфетками операционное поле, зажим в собственных руках и скальпель в пальцах напарника, полные непонимания и страха глаза второго хирурга — единственное, что оставалось доступным взгляду из его лица…
Он столь сильно погрузился в эти воспоминания, что не сразу услышал отчаянный зов Терри, ругавшегося, на чём свет стоит, и не в первый раз уже окликавший коллегу по имени.
— …рухнет к чёрту! Уходить надо! Артур…!
Анестезиолог с усилием дотянулся до него здоровой ногой и от души пнул в бок. Мгновенно открыв глаза, Артур не без опаски вернулся к реальности, машинальным движением срывая перчатки.
— Что там с ногой? — он подобрался поближе к Терри, по пути увернувшись от упавшего откуда-то сверху камня с мужской кулак размером.
— Не пойму… — анестезиолог закусил губу, ухватив его за плечо. — Вывих, вроде… Но идти, наверное, смогу.
— Вправим, как только достигнем безопасного места, — Артур накрыл ладонью его колено, быстро пропальпировал. — Пойдём. Нужно выбираться отсюда.
— А остальные? — Терри с отчаянием бросил взгляд на исполинский завал, ставший для коллег монолитным склепом.
Артур качнул головой и миг ещё неотрывно смотрел в дальнюю часть операционной.
— Мы не сможем им помочь, Терри, — тихо ответил он. — Уже не сможем…
Коротко кивнув в ответ, анестезиолог обхватил хирурга за плечи и с его помощью кое-как поднялся на ноги.
— Спите спокойно, братцы, — негромко выговорил он, зная, что его слова всё равно не будут услышаны.

Госпиталь агонизировал, абсолютно человеческим голосом стеная о своём конце. Пока Артур, поддерживая едва переставлявшего ноги Терри, оскальзываясь на кафельном полу и осколках, пробираясь через завалы и стараясь не слишком оглядываться вокруг, добрался до отделения интенсивной терапии, здание основательно просело. Он чувствовал, что если в ближайшие минуты они с Терри не покинут больницу, то легко могут разделить незавидную участь остальных. В конце коридора мелькнули две фигуры в белых халатах, между ними с трудом ковылял пациент — светло-голубое пятно больничной пижамы. Артур окликнул коллег, надеясь на помощь, но те не услышали его и через мгновение исчезли за углом коридора. А ещё миг спустя оттуда же донёсся оглушительный грохот, вырвалось облако густой пыли, и всё затихло.
Просторный холл отделения был частично разрушен, координационный пост погребло под завалом, а по дороге постоянно встречались тела тех, кому не так повезло, как хирургу и анестезиологу. Паника не позволяла ни на мгновение замедлить шаги, но Артур и без того видел, что помочь уже никому не сможет. Погибли все, кто попадался на глаза. Кого-то завалило обломками; у одного из медбратьев, что лежал, завалившись на упавший дефибриллятор, виднелась страшная черепно-мозговая травма. В стороне явно накрыло обстрелом врача и группу сестёр, которых он пытался вывести из отделения; судя по количеству огнестрельных ранений, нападавшие — кто бы они ни были — вели прицельный огонь на поражение. Артур изо всех сил пытался отстраниться от происходящего, уговаривал себя, что не знает никого из этих людей, но память было не обмануть. В коллективе больницы царила тёплая, доброжелательная атмосфера, и пусть хирург нарочно отталкивал от себя людей, чужими коллеги ему не были.
Терри, не прерываясь ни на миг, грязно ругался на саргонском, и это радовало — анест хотя бы подавал признаки жизни, в отличие от остальных обитателей госпиталя. Ворвавшись в ординаторскую, Артур спешно надел свой белый халат поверх операционного костюма, схватил сумку и, перекинув ремень через шею, сгрёб, не разбирая, что где, большую часть анестетиков и шовного материала из стеклянного шкафчика в углу комнаты. Терри в это время дохромал до окна и выглянул на улицу в поисках выхода.
Второй этаж, а внизу только живая изгородь. Высокая, правда, но это не слишком обнадёжило. Однако пытаться дойти до главного входа, спустившись сначала на первый этаж, было вариантом и вовсе скверным.
— Прыгать придётся, — упавшим голосом сообщил он Артуру, опустошавшему с остервенением шкафчик.
— Можно подумать, у нас большой выбор, — отозвался хирург, подбегая, и рывком распахнул окно, от которого оставалась целой одна только рама. — Давай, ты первый. Ногу береги.
— Как, интересно?
— Здоровой ногой вперёд прыгай. Только падай не на бок, на сучок можешь напороться…
— Спасибо за совет, — съязвил Терри, не без труда забираясь на подоконник.
За спинами у них обрушилась стена ординаторской, комнату заволокли густые клубы пыли. Анестезиолог обернулся, с усилием сглотнул и с неразборчивым воплем явно нецензурного содержания, во всей полноте описывающим отношение доктора к происходящему, выпрыгнул на улицу, мощно оттолкнувшись от подоконника здоровой ногой.
Взглядом проследив, как приземлившийся коллега завозился в зарослях, пытаясь подняться, Артур в последний раз оглянулся, мысленно попрощался с собой и метнулся следом за ним, обхватив обеими руками драгоценную сумку, постаравшись рассчитать так, чтобы оказаться немного правее, чем анестезиолог. Изгородь смягчила удар, а хирург, выбравшись из неё, поспешил отыскать саргонца.
— Ты как, цел? — он приблизился к коллеге, с тревогой окинул его взглядом и подал руку.
Терри молча скрипнул зубами в ответ и, ухватившись за запястье Артура, встал на одну ногу, осматриваясь вокруг.
Механические творения Альфы, бронированные длинноногие башни высотой не меньше семи ярдов , разбрелись по всем пригородам. Переходили от дома к дому, разрушая здания, длинными пулемётными очередями срезая тех из жителей, кто не успел унести ноги или спрятаться. Трудно было в этом хаосе разобрать, что произошло, но ясно стало хотя бы одно: роботы-защитники обратили оружие против тех, кого призваны были оберегать. В стороне виднелись небольшим отрядом роботы ударной группы — гуманоидные механические убийцы чуть выше среднего веймарского роста, увешанные оружием и увлечённо расстреливавшие стоящую неподалёку машину «скорой». В автомобиле метались чьи-то тени, мелькнула пола белого халата, лобовое стекло автомобиля прошила пулемётная очередь, а следом оно изнутри окрасилось кровью. Над головой со свистом пронеслось нечто металлическое; хирург присмотрелся и обнаружил, что это тоже был робот — огромная тварь с размахом крыльев в три ярда. Значит, их механические помощники во главе с Альфой всё же покорили небеса…
«Чёрт знает, что такое», — Артур помотал головой и на мгновение прикрыл глаза.

---

злой дядька патологоанатом